Эта волна – второй легион. Тогда уже по всей России начали устраиваться крупные фестивали и конкурсы, на которые люди съезжались со всей страны и ближнего зарубежья. Самые крупные проводились в Москве и Санкт-Петербурге. А именно – Englight, СС, Fantop и другие. В то время наши программисты делали невероятные успехи. На столь слабый компьютер умудрились перевести, перепрограммировать игры, уже успевшие стать мировыми бестселлерами на более мощных платформах: Doom, WarCraft, UFO-1-2.

Примерно с начала девяностых Спектрум, наконец, обрел музыкальный трехканальный процессор, что породило множество композиторов и музыкантов, которых увлек чиповый звук. Но как бы не менялся Спектрум, графика его оставалась на том уровне, на котором он и был создан. Конечно, рождались идеи, как усовершенствовать его графику, но, как видно, пользователей это мало заботило. В то время как прочие компьютеры развивались в сторону улучшения графики, этот компьютер удовлетворял людей своим минимумом.

Артем сидел на диване и сверлил взглядом какую-то точку в пространстве. Потом вдруг вскочил на ноги и принялся судорожно перебирать все шкафы. Какие-то бумаги, приборы, микросхемы – все полетело наружу. Потом тряпки, носки, нижнее белье. Он что-то искал, но сам не знал, что именно.

С досады он несколько раз стукнулся лбом об шифоньер. Заплакал, сполз на пол и постучал по нему кулаком. Потом сел и уже более осмысленно стал копаться в своих старых вещах.

Он нашел несколько тетрадок из техникума, старую фотографию своего класса, старые рисунки. Больше ничего не было. Обняв эти вещи, он заплакал с новой силой. Прошлое звало его назад. Когда человеку плохо в реальном мире, он либо прячется в свои фантазии, либо бежит туда, где ему было хорошо.

Артем вспомнил, что, когда он учился в техникуме, вся тусовка была живой. Они встречались, обменивались информацией, они были вместе.

Он встал, включил Спектрум и загрузил электронный журнал Спектрофон. Заиграла старая чиповая музыка.

– Что ты ищешь? – прошептал он сам себе и сразу же ответил, – Прошлое. Верни мне все, сделай так, чтобы все были живы, чтобы мы снова творили и радовались своему интеллектуальному миру. Или хотя бы убей меня.

Он положил на стол локти и уткнулся лбом в свои руки. Прошлое не вернуть, все самое дорогое осталось там.

Артем включил музыку погромче, и в обнимку с тетрадками отправился в постель. Он еще долго лежал на грязном диване, пока глаза его не закрылись сами собой.

Сон его длился недолго, но сновидение было ярким.

Он видел странную картину. Его кухня. На замызганной газовой плите варится борщ. Крышка открыта, из большой белой кастрюли поднимается горячий пар. Вдруг оттуда с ужасными криками попыталась вылететь птица. Крылья ее были обварены, кожа слезла, сквозь кожу проглядывали вываливающиеся внутренности. Птица поднялась над кастрюлей и снова упала туда.

Артем проснулся, было утро. У него болела голова. Он выбросил из рук старую тетрадку и фотографию, выпил немного воды из-под крана и принялся собираться на работу. Ему нужно было прийти раньше всех, чтобы положить деньги в кассу.

Он еще успел подумать о том, как маленьким ребенком, в деревне, поймал на озере утенка. Принес его бабушке. И бабушка, не долго думая, отрубила утенку голову, ощипала перья и кинула его в борщ.

***

На улице было пустынно. Наверное, ночью прошел легкий дождь, так как асфальт был мокрым, пахло прелой травой и придорожной глиной. Артем подошел к трамвайной остановке. До открытия магазина еще оставался целый час.

Первые утренние птицы щебетали на ветвях. Они всегда просыпаются слишком рано, Артем знал это еще с того времени, когда ходил в школу. И он сам специально вставал в ужасную рань, чтобы насладиться пустыми улицами и птичьим щебетом.

По сверкающим на солнце рельсам едет трамвай. Старая желтая краска местами облупилась и осыпалась. Водитель трамвая угрюмо разглядывает горизонт.

Сев в трамвай на потертое кресло, Артем попытался вспомнить вчерашний день. Он много выпил, два или три бокала пива, раньше он столько не пил. Не любил спиртное. А тут такая ситуация… Он потерял контроль. То, что таилось в его подсознании, что не должно было вырваться наружу, вырвалось.

Боясь подобного срыва, Артем всегда отказывался от алкоголя, как будто чувствовал, что может натворить такого, за что потом будет стыдно.

Он взглянул в окно и увидел, что дома как будто толпятся на безлюдных улицах. Ни души. Мистика пустоты, которая зовет к себе. Пустота, в которой нет эмоций, нет горя, но, может там есть спасение? Ему захотелось, чтобы этот трамвай увез его туда, где всегда тихо и пусто. Там он сможет забыть о смерти Спектрума и Сцены.

В старом магазине, где раньше продавали дискеты с играми, сейчас продают компакт диски. Артем перестал туда заходить год назад, ведь продавец в том магазине не сменился, и Артему было страшно видеть его, как живое напоминание о прошедшем времени. Мимо этого магазина он каждый день проезжал на трамвае. И каждый день с тоской рассматривал вывеску mp3, mpeg4, avi самые низкие цены в городе.

– Да что ты будешь делать, – закричал вдруг водитель трамвая! – Чертовы голуби!

Артем успел увидеть, как в пыли у рельсов трепыхался окровавленный комок перьев.

И вспомнил свой сон.

***

Он подошел к своему магазину. Белые жалюзи были распахнуты, центральная дверь открыта и возле нее стоял круглолицый, низенький, слегка пузатый и лысоватый человек в сером пиджаке. Зам директора магазина. Это насторожило Артема, в глубине души он испытал страх, но тут же успокоил себя. Даже если они и сосчитали кассу, и обнаружили недостачу, он все объяснит и вернет деньги, благо они у него в кармане.

Зама зовут Евгением Петровичем, ему уже за тридцать, ему все легко можно будет объяснить, не то, что крикливой директрисе. Вообще, Петрович был неплохим малым, хоть и говорил много, чересчур быстро и часто не по делу. Он ухитрялся никогда не ругаться с начальством, да и с кем бы то ни было. И даже, когда какой-нибудь хамоватый остряк заявлял, что с бабой-начальником может смириться только педик, Петрович лишь отшучивался или принимался убеждать неудавшегося обидчика в его неправоте так настойчиво и терпеливо, что его предпочитали никогда не трогать.

Заметив Артема, Евгений Петрович выплюнул недокуренную сигарету в урну и натянуто, даже как-то зловеще, улыбнулся.

– Уж не думал, что ты сам явишься, – сказал он.

Артем пожал на это плечами.

– Что-то случилось?

– Случилось, – вздохнул зам, – Проходи-ка.

Они зашли в магазин. Хлопнула дверь и закрылась на ключ. Артем вздрогнул от этого звука.

В магазине за столом, где обычно сидит менеджер, сидело несколько человек. Милиционеры, все как на подбор с непроницаемыми квадратными лицами. На столе лежала огромная черная папка, рядом куча каких-то бумаг.

Артем решительно ничего не понимал, его взгляд прошелся по витрине, она была пустой. Тут он сообразил. Магазин обворовали!

На месте кассы лишь торчало несколько проводков. Ее попросту вырвали с корнем и унесли.

– Это Артем, – тихо сказал Евгений Петрович, указав взглядом на своего работника.

Один из милиционеров встал в полный рост, пододвинул Артему стул и сказал:

– Присаживайтесь!

Остальные милиционеры с любопытством рассматривали менеджера.

– Сержант Владислав Петренко, – представился тот, который протянул стул.

Артем сел и взглядом невинного ребенка посмотрел следователю в глаза. А вообще, он немного напоминает следователя из старых советских фильмов, годов восьмидесятых, тогда носили такие усы. Сходства придавало и несколько шрамов на щеке, как искусный грим (хотя, конечно же, они были настоящими), и сетка морщин под темными глазами.

– Я думаю, объяснять не надо, что тут произошло? – осведомился милиционер несколько грубовато.

– Наверное, обворовали магазин? – тихо предположил Артем.

Напарники старшего следователя улыбнулись.

– Вы проницательны, – без тени улыбки сказал Владислав Петренко, – В общем, нам надо, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

– Да, конечно, – Артем с готовностью кивнул.

– Где вы были вчера вечером, после работы, и чем занимались?

Артем задумался, ему не хотелось говорить, что он вчера пил. Ему стало стыдно перед Петровичем, который точно знал, что его сотрудник не пьет.

– Я сидел дома, – соврал Артем.

– Чем занимались дома?

– Сварил поесть, посидел за компьютером и лег спать.

– Что варили?

– Не помню, суп какой-то.

– Вы не помните, что варили?

Артем пожал плечами.

– Разве это важно?..

– Ключ от магазина оставался у вас?

– Да, у меня, вот он, – Артем достал из кармана ключ и протянул следователю.

Тот кивнул напарнику слева, чтобы взял ключ.

– Вы его никому не давали вчера? – продолжил допрос следователь.

Артем отрицательно помотал головой.

– Что ж, я думаю, нам следует все обговорить не здесь. Поедем в участок. Это не надолго, нам нужно все занести в протокол.

Эта фраза прозвучала как приговор. Ты ни в чем не виноват – пронеслось в голове – это все поправимо!

Артем беспомощно посмотрел в глаза зама. Тот лишь развел руками, мол, А что я могу поделать?

– Всего несколько вопросов, – сказал старший следователь.

Потом он повернулся к своим напарникам:

– Осмотр закончен, заводите машину.

Уже в машине Артему сообщили, что магазин ограбили весьма необычно. Просто зашли в открытую дверь, спокойно собрали весь товар, погрузили в машину и уехали. Сигнализация была отключена. Этот факт вызвал у Артема шок. Он и без того вымотался вчера со своими переживаниями, и теперь ему как никогда захотелось просто исчезнуть из этого мира.

***

Артема провели в небольшую комнатку два на два метра с казенно-зелеными стенами, без окон, освещенную только одной лампочкой, которая, как висельник, болталась на тонком проводе. Посреди комнаты стоял деревянный письменный стол и пара стульев. В углу находился еще один небольшой стол с печатной машинкой. Артема усадили перед письменным столом. Напротив сел следователь, уже другой. На вид около сорока лет, с усмешкой в выцветших глазах.

Следователь поднял трубку старого, с советских времен, дискового телефона, стоявшего на столе, и гаркнул голосом, который скорее напоминал выкрики сержанта на плацу:

– Алло, сержанта Иванова ко мне!

От звуков его голоса Артем испугано вздрогнул.

Тем временем следователь бросил трубку и достал пачку сигарет.

– Курите? – спросил он уже более мягко, протянув пачку Артему.

Тот отрицательно помотал головой.

– Как хотите, – сказал следователь, – Зовут меня Сергеем Сергеевичем. Вам придется ответить на несколько вопросов.

В дверь постучали.

– Да заходи уже! – рявкнул Сергей Сергеевич, и Артем опять вздрогнул.

В комнату вошел мужчина в форме. На вид ему было лет тридцать, а взгляд – как у подростка.

– Записывать будешь, – велел ему Сергей Сергеевич.

Сержант Иванов протиснулся в угол и уселся за печатную машинку, вставил бумагу с синей копиркой и кивнул, мол, готов к работе.

– Ну что ж, рассказывайте, – обратился к Артему Сергей Сергеевич.

– А что рассказывать? – прошептал тот.

– Все рассказывайте, как дело было. Как отработали вчера, как уходили, как оставили дверь открытой, как не отключили сигнализацию, с кем обо всем заранее договорились, куда товар дели. В общем, все по порядку.

– Я не грабил магазин, – снова прошептал Артем.

– Грабили вы его, или только были соучастником, это мы сами разберемся, вы главное рассказывайте все без утайки.

Артем принялся рассказывать, как прошел вчерашний день. Громко стучали клавиши печатной машинки. Сергей Сергеевич слушал внимательно, иногда хмурился. Когда рассказ закончился, следователь:

– И весь вечер вы просидели дома?

– Да, – ответил Артем.

– Вы не курите, как я погляжу… Может, еще и алкоголь не употребляете?

Артем отрицательно покачал головой.

Следователь встал, снова закурил.

– А почему от тебя алкоголем несет?
Артем не ожидал ни этого вопроса, ни резкого перехода с официального тона на более фамильярный, потому растерялся и пожал плечами.

– Ты вчера пил, – утвердительно заявил следователь, – Где, с кем? Рассказывай.

– Я не пил, – упрямо повторил Артем.

– Что мне теперь, экспертизу проводить? – крикнул Сергей Сергеевич.

– Ну, я купил бутылку пива и выпил ее дома, – залепетал Артем.

– Теперь значит выходит, что ты пьешь?

– Редко.

– А зачем соврал?

– Стыдно стало.

– Стыдно, ну, ну…

Следователь почесал подбородок.

– Итак, давай все сначала, – сказал он после паузы.

Артем снова пересказал все, что уже говорил. Ему постоянно задавали какие-то мелкие, незначительные вопросы, как будто хотели запутать, и от этого становилось неловко и противно. И страшно.

Следователь откровенно давил на него.

– Да, подельничков твоих уже взяли! – заявил он, – Почти сразу. Эти малолетки уже признались, что обо всем договорились с тобой.

– Какие еще малолетки? – испугался Артем.

– Друзья твои, – зыркнул на него Сергей Сергеевич, – Между прочим, даже в одном с тобой доме живут. Так что давай, рассказывай заново все, только на этот раз правду. Шпану эту задержали, весь товар на месте, так что получишь условно.

Артему вдруг стало ужасно тоскливо. Он взглянул на лампочку и представил себя на ее месте. Дома его ждала недоделанная игра и компьютер. Все его мечты не имели никакого отношения к этой жесткой реальности. Единственный способ борьбы против несправедливости, который знал Артем, это молчание. И он замолчал.

Напрасно следователь кричал на него, шутил, заискивал, грозил. Все было бесполезно, Артем ушел в себя и перестал реагировать на какие бы то ни было внешние раздражители.

Потому он и сам не помнил, как очутился в камере, и когда успела наступить ночь. В КПЗ было прохладно и сыро. Он улегся на доски лежанки и попытался уснуть.

***

Ему приснился сон.

Он выходит на улицу, вокруг цветут цветы, зеленая трава тянется к яркому солнцу.

Стоит жуткая тишина, от которой даже болят уши.

Артем вдруг увидел, что в траве копошатся какие-то животные. Он присел на корточки, пригляделся, и понял, что это маленькие зайцы или кролики. Все они разных цветов, с длинными розовыми ушами и испуганными глазами.

Артем резко вытянул руку вперед и схватил одного кролика за уши, потом другого. Остальные кролики куда-то вдруг исчезли. Пойманные животные забили ногами, пытаясь вырваться, но руки крепко, до боли, сжимали их уши.

Вдали Артем видит горящий костер. С кроликами в руках он идет к нему.

Дым от костра устремляется в небо.

Подойдя к костру, Артем видит стоящую на нем алюминиевую кастрюлю с почерневшим от копоти дном, полную кипящей воды.

Артем бросил кроликов в воду. Те забились в судорогах, расплескивая кипяток. Зашипели угли. В небо поднялось облако пара.

Шерсть слезла с кроликов, и в воде, уже не шевелясь, плавали розовые тушки.

Что ты хочешь сказать мне? – прошептал Артем неизвестно кому.

***

Ровно в восемь я пришел к портнихе-модельеру, женщине в возрасте глубоко за тридцать, со светлыми волосами, вторым подбородком и в больших очках.

После двух лет бесконечных концертов, проведенных в черном свитере, я решил (не без настоятельных рекомендаций стилиста) изменить имидж. Того требовал контракт, того требовала публика.
Итак, в назначенный час я пришел к модельеру на первую примерку.

– Наденьте тапочки, – велели мне.

Я надел тапочки с мордочками поросят. Такие носят дети и женщины, но других не было.

Комната - студия вся сплошь и рядом была обвешана рисунками всяких животных. Возможно, хозяйка сама их и рисовала.

– Я решила взять для вас парчу, – сказала женщина, – Это, конечно, не в стиле Звездных Войн, но все-таки…

– Гламурно, – вздохнул я, – Парча вся в узорах! Вообще-то, я предпочитаю черный свитер и простые брюки. Но, говорят, в таком наряде, я маскируюсь под мебель.

– Ничего, ничего, в моем костюме вы будете неотразимы! Серебристые узоры только придадут вам шарму.

Я молча кивнул. Я не сказал ей, что на самом деле хочу остаться мебелью, а этого костюма я чураюсь. Имидж – для того, у кого есть шарм изначально, мне не до шарма, мне над музыкой думать надо да дела организовывать.

На меня натянули аляповатый сверкающий костюм, еще не готовый окончательно, тут и там понатыкали булавок.

Я увидел себя в зеркале и скривил рот, как будто съел кислый лимон. Мое отражение выглядело нелепо.

– Вам не нравится? – удивилась она.

– Что вы, очень нравится! Это я так свой восторг выражаю, – пояснил я.

Тут зазвонил мой самсунг. Я включил трубку. В ней раздался голос Артема:

– Привет, у меня мало времени, я в тюрьме, мне нужна твоя помощь.

– Какая еще тюрьма?! – опешил я.

– Ну не тюрьма, а следственный изолятор. В общем, меня обвиняют в соучастии в ограблении собственного магазина. Но ты не думай, я не делал этого…

– Ну, скажешь! Конечно, ничего подобного я не думаю! Я скорей поверю, что я балерина, чем в то, что ты – грабитель.

– Спасибо за доверие… Слушай, извини, что лезу, но… но ты должен понять, мне некого просить о помощи, у меня ведь нет больше ни друзей, ни знакомых, никого, – чуть не плача сказал он, – Слушай, вытащи меня отсюда, ни то я здесь повешусь! Ну, у тебя же есть деньги, связи…

Я почему-то усмехнулся на это.

– Когда болит старая мозоль, вспоминают старый башмак!

– Что? – не понял Артем.

– Говорю, что раньше я тебе названивал, а теперь наоборот…

Мне показалось, что он плачет.

– Помоги мне, пожалуйста.

– Я позвоню нашему адвокату, – сказал я, – Он, правда, не занимается уголовными делами, только шоу-бизнесом, но думаю, тебе он сможет помочь. Но… услуга за услугу…

– Да конечно, что от меня требуется?

– Встретимся еще раз, прогуляемся, поговорим о Спектруме и разойдемся?

– Всего-то?

– Ну да. Я просто хочу понять, почему ты застрял во времени.

– Спасибо, – тихо сказал он.

В трубке раздались гудки.

Тем временем, примерка закончилась.

– Да, кстати, – сказала женщина, – Мне придется поднять цену на заказ, потому что мне сообщили, вам костюм нужен крайне срочно. За три дня успеть сшить костюм очень сложно…

– Как скажете, – кивнул я безразлично и пошел в коридор снимать тапочки и надевать туфли.

Снова сигнал телефона возвестил, что пришло очередное SMS.

Только одиночество делает человека по настоящему свободным. Леонардо Да Винчи

***
Артема вытащили из следственного изолятора довольно быстро. Заплатили, кому надо, а с него самого взяли подписку о невыезде.
Однако адвокат, вздохнув, произнес:

– Дело – дрянь.

Артем опустил голову.

Какие-то ребята, которым едва исполнилось восемнадцать лет, воспользовались рассеянностью Артема, под утро спокойно зашли в магазин, вытащили товару на двести тысяч рублей и так же спокойно ушли. А когда их всех поймали и выяснили, каким образом они проникли в магазин, никто не смог поверить в простую рассеянность. Артем не знал, что следователь поставил условия подросткам – или те признаются в соучастии, или на три года садятся в тюрьму. А так – соучастник, взрослый работник магазина, все возьмет на себя, им нужно только рассказать правду. Ребята смекнули свою выгоду и наговорили на Артема.

Так он стал преступником.

Артем отправился домой, я лишь успел договориться о встрече через неделю. Так что еще семь дней он был предоставлен сам себе.

***

Артем открыл дверь и вошел в свою квартиру. Работы у него больше не было, значит, он мог закончить свою компьютерную игру. Но вместе с работой он потерял средства к существованию. В кармане лежало последние пятьдесят рублей.

Первым делом он скинул с себя одежду, залез в ванну и включил горячую воду. Артем не включил в ванной свет. Он так делал всегда, когда хотел убежать от проблем. Залезаешь в горячую ванну, не включая света, и тебя как будто нет. А нет тебя – нет проблем.

Адвокат рассказал ему, что несколько лет в тюрьме – это не плод воображения следователя, а вполне реальное событие, которое, скорее всего, ждет Артема после суда.

Интересно, а что изменится в его жизни? А если еще в камеру поставить Спектрум, тогда и вовсе все будет по-старому. Точно так же он будет сидеть в четырех стенах, придумывать алгоритмы и писать игры. Но Сцены уже нет, все его идеи перестали быть нужными, и ни одна живая душа не взглянет на его новые творения. Что со Спектрумом, что без него – одиночество и безумие.

Артем провалялся в ванной часа два, потом встал и сделал над собой усилие побриться. Голова кружилась. Так бывало всегда, когда он слишком долго лежал в горячей воде.

Выйдя голым в комнату, он повалился на диван и отключился на пару минут. Его тело трясло. В голове шумело, вместе с тем, он видел фантастические образы. А потом все исчезло, и Артем пришел в себя. Унылая, одинокая комната смотрела на него.

Он включил компьютер и принялся доделывать очередную игру. Так он просидел перед монитором до середины ночи. Потом уснул прямо за столом, опустив голову на клавиатуру.

На следующий день, проснувшись часов в шесть утра, он продолжил свою работу. Прервался лишь к обеду, чтобы доесть черствый хлеб, оставшийся на кухне. Запив его чаем, Артем снова уселся за свой Спектрум.

Так прошел еще один день, и вскоре Артем потерял счет времени. Он уже не думал о еде, только пил воду и программировал. Сначала он сделал одну игру, потом начал еще одну.

Он не мылся, не брился, зарос щетиной. Иногда он вскакивал и снова принимался лихорадочно обыскивать все шкафы и тумбочки в доме. Прошлое звало его с необычайной силой. Потом он падал на пол, мычал что-то нечленораздельное и снова садился за компьютер. Так рождалась одна игра за другой.

Квартира превратилась в помойку. Вытащенное из шифоньеров белье валялось на полу, микросхемы, отвертки, какие-то детали были рассыпаны повсюду.

Однажды Артем увидел большую серую крысу, которая осторожно пробиралась среди белья. Он бросился на нее с ужасным воплем. Животное не стало дожидаться расправы и поспешило спрятаться под шифоньер.

Иногда Артем включал музыку на полную катушку и, забившись под стол, начинал плакать.

Третий легион пришелся на конец девяностых годов и плавно перетек в Миллениум. Примерно в это время все программисты, как сговорившись, начали страдать от абстрактных идей. Они начали искать художественную идею, нивелируя знание кода. Игры, демонстрационные программы, даже пресса – все это приобрело оттенок авангарда и тем самым отстранилось от обычного пользователя, который уже бежал с этой платформы, так как более мощные компьютеры вдруг стали дешевле и доступней. Остаток элиты, еще фанатеющий по былым временам, превратился в кучку затворников, хранителей своей идеи, недоступной для простого обывателя. Талантливые люди повзрослели и ушли, кто заниматься бизнесом, кто – растить детей, а молодежь не смогла их заменить, так как новых фанатов уже не появлялось. И если раньше Спектрум был для кого-то работой, то сегодня он стал лишь хобби. И хобби весьма странным в мире высоких технологий.

Фактически с 2000 года Спектрум полностью уходит в подполье. Знают о его существовании лишь единицы. Сцена почти полностью распалась.

Прошла неделя. За это время было дано два концерта. Я вымотался и устал.

Диски успешно продавались, наш издатель ликовал. А мне было все равно, каждый концерт опустошал меня, воруя мою энергию, а взамен вливал в меня алкоголь. Часто приходилось натягивать резиновую улыбку перед объективом фотоаппарата. Фальшивая улыбка – вот она самое важное представление. Я успевал репетировать улыбку, глядя на себя в зеркало в купе. Потом смотрел на свои фотографии и видел лишь уставшие, красные глаза.

В воскресенье я хорошенько выспался и проснулся лишь в полночь, когда ко мне в дверь кто-то позвонил.

Встав с кровати, я ощутил, как мою голову словно что-то распирает изнутри. Бум-бум-бум – колотились маленькие молоточки в висках. Я накинул халат и открыл дверь.

В коридор зашел мой старый знакомый с какими-то размалеванными девицами. Обдав меня перегаром, знакомый заявил:

– Я тут подруг привел, за счет фирмы, чтобы наш артист не скучал!

Кривая улыбка перекосило мое лицо. Выгнать их у меня не хватило духа. Они зашли в мою квартиру, достали шампанское, коньяк, включили музыкальный центр.

Я налил себе чашку крепкого кофе и вышел на балкон полюбоваться звездами. Кофейный аромат взбодрил меня. Темные облака плыли по небу, звезды загадочно мерцали.

Всего минута покоя и блаженства, всего минута… и снова этот бесконечный праздник жизни – алкоголь, женщины, прокуренная комната – так, что не продохнуть. Я допил кофе, вышел в комнату, извинился и сказал, что мне надо уйти.

Уже в коридоре я услышал, как одна женщина сказала моему знакомому:

– Какой-то странный он, друг твой…

До самого утра я бродил по ночной улице, смотрел на свет фонарей, на неоновую рекламу. Я отдыхал.

Утром, придя домой, я обнаружил там страшный бардак. Но мне было все равно.

***

Понедельник выдался теплым. Небо было сказочно-синим. В этот день я в последний раз увидел Артема.

На звонки он не отвечал, потому решено было идти прямиком к нему домой. Можно было посидеть с ним на его старом диване и поговорить о жизни, но мне хотелось вытащить его на улицу и прогуляться по старым садам и паркам, покормить уток, попить пивка.

Я подошел к киоску, купил себе бутылочку Золотой бочки и выпил ее на скамейке в теньке, наблюдая, как дети играют в песочнице. Вот уж кто счастлив, так это дети. Ни разъездов, ни алкоголя, ни резиновых улыбок, ни болезненного блеска глаз толпы, а простое счастье – в чистом виде, как оно есть.

Это потом, уже вырастая, они становятся ворчливыми, злыми, уставшими, безразличными. Кто-то становится бизнесменом, кто-то рабочим, кто-то бродягой, кто-то женится, кто-то сходит с ума.

***

Я позвонил в дверь Артема. Он долго не открывал. Лишь после пяти минут настойчивого трезвона дверь распахнулась. Какое-то жалкое, дрожащее, небритое существо затащило меня в коридор и захлопнуло за мной дверь. Признаться, я слегка испугался.

Лишь включив свет, я узнал своего друга. Господи, во что он превратился! Практически голый, с трясущимися от возбуждения руками. В квартире стоял тяжелый, затхлый запах. Как будто здесь обитало животное.

Его ногти вцепились в мое запястье, да так сильно, что я чуть не вскрикнул от боли. Не дав мне разуться, он потащил меня в комнату. Там меня встретил еще более жуткий беспорядок.

Спектрум стоял включенным. Мне показалось даже, что за целую неделю он ни разу не выключался.

– Смотри, сколько всего я сделал! – восторженно воскликнул Артем.

Он загрузил дискету, и на экране появились синие окна операционной системы IS-DOS. Порывшись в каталогах, мой друг нашел нужный файл и запустил его.

Заиграла трехканальная музыка, появилась цветная заставка. Артем принялся комментировать:

– Эта игра, в которую можно играть вдвоем. Правда, с клавиш неудобно, лучше джойстик взять. Тут суть такая, нужно ходить и взрывать стены, собирать призы, убегать от врагов. Всего девяносто девять туров.

– Ну, красиво, – пробормотал я, еще ничего толком не понимая.

– Враги постоянно умнеют. Для звуковых эффектов я использовал Covox. Ну да ладно, вот, смотри еще…

Он вышел из игры и загрузил следующую.

– Это стратегия. Если честно, я ее еще не доделал. Все-таки три дня ее делаю, но зато весь движок готов. К сожалению, много времени занимает всякая дребедень, то графику надо рисовать, то музыку для игры писать. А вот еще одна игра, почти доделанная…
От увиденного у меня едва ли не встали дыбом волосы.

– Когда ты только успел столько сделать? Неужели за эту неделю?!

– Ну... да, – болезненно улыбнулся Артем.

Я схватил его за руку, рывком повернул к себе от Спектрума и заорал:

– А ты себя в зеркало видел!? Ты свою комнату видел!? Посмотри!

Артем испугано огляделся.

– До чего ты себя довел! Ты уже не человек, ты животное! – продолжал кричать я на него, – Бомжи на улице и то приличней живут, чем ты! Неужели ты не видишь, что происходит с тобой!? Ты сходишь с ума! Понимаешь это!?

Я с силой швырнул его на диван. Он даже не пытался что-то кричать в ответ или доказывать мне, просто удивлено и молча принялся рассматривать свою комнату, как будто до моего прихода здесь было чисто и уютно.

Через минуту он пробормотал:

– Мне нужно зеркало…

Потом он ушел в ванную.

На некоторое время я остался в комнате один на один с его компьютером. Синий экран смотрел на меня. Я подумал, что в нем такого, что человек способен сойти с ума из-за него? Просто набор микросхем и проводов. Но эта машина как будто вытягивает тонкой струйкой душу из моего друга. Она ворует его разум.

Я тоже любил эпоху Спектрума и Амиги, тоже обожал держать в руках паяльник и придумывать игры. Но однажды все бросил. Иногда тосковал, вспоминая то, о чем я тогда мечтал. Казалось, самое важное заключалось в том, чтобы придуманный мирок жил, а что в реальном мире творится – неважно. Не надо было ни денег, ни девчонок, только бы заработал игра, или нормально функционировала очередная спаянная своими руками железка. Ей-богу, мы были как дети! И вот я научился жить в реальном мире, понял, как зарабатывать на жизнь, понял, как вообще надо жить. А Артем остался прежним ребенком, и жить в реальном мире ему слишком сложно.

Пришло очередное SMS.

День – это 24 кадра, вся моя жизнь – это гонка в завтра. Шмендера и Крыс

***
Вскоре Артем вышел из ванной. Свежий, гладко выбритый и чистый, он был смущен, когда понял, что произошло.

– Пойдем отсюда, – сказал он, – Мне стыдно за беспорядок.

– Ты когда в последний раз ел? – спросил я его, радуясь, что ему стало лучше.

– Не помню, – сказал он, – Кажется, очень давно, я неделю прожил на один полтинник.

Я ужаснулся и заявил тоном, не терпящим никаких возражений:

– Пойдем в кафе, потом погуляем по улицам.

Он согласно кивнул головой.

Мы вышли на улицу и окунулись в океан теплого вечернего воздуха. Весело голосили дети, откуда-то доносились звуки стройки.

Артем с непривычки зажмурил глаза.

– Это целый мир, – сказал я, – Смотри сам – птицы, дети, деревья, здесь есть все! Этот мир больше, чем твоя квартира.

– Здесь нет любви, – прошептал он.

Я улыбнулся. Мы пошли в кафе неподалеку, в котором недурственно кормили блюдами китайской или японской кухни – я не эксперт в таких вещах. Это было небольшое заведение с низким потолком, большими, до самого пола, окнами, зашторенными темно-красными занавесками, с интерьером в восточном стиле, маленькими квадратными столиками, длинными красными флагами на стенах, украшенными иероглифами. Звучала ненавязчивая этническая музыка, а обслуживала нас официантка азиатской внешности.

Я заказал пекинскую утку, пиво, салаты, что-то еще. Есть я, по правде сказать, не хотел. Но под пиво взял еще соленых кальмаров.

Артем как будто ожил при виде еды, и чем больше он ел, тем больше я радовался за него.

Когда он покончил с уткой, то принялся за пиво, которое мы вместе закусывали кальмарами.

– Если хочешь еще, – сказал я, – Заказывай, не стесняйся.

– Нет, мне уже плохо от еды, – сказал он, виновато и смущенно улыбаясь, – Но ты говорил, что хотел со мной поговорить?

– Хотел, – кивнул я.
– Ну?..

Он посмотрел мне в глаза, и мне показалось, что его взгляд – какой-то потусторонний.

– Я хочу поведать тебе одну историю, – сказал я.

– Какую?

– Хочешь, считай это сказкой, хочешь – философской притчей. В общем, жил да был давным-давно один мудрец. Он ходил по улицам, по торговым площадям, по домам, по лесам, по полям. И все время слушал, что происходит в мире. Его не интересовали сами люди, только их дела и поступки. Потом он возвращался домой и записывал все услышанное и увиденное за день в огромную старую книгу. Но мудрец вносил в нее только умные и достойные мысли и важные события, а все мелкое и суетное он преспокойно пропускал.

– Это был Конфуций? – спросил Артем.

– Нет, это был не Конфуций, но кто-то такой же мудрый, как он. Так вот, про мудреца. Мудрецом он начал слыть смолоду. До самой смерти своей отличался великим умом, каким-то непрактичным – он никогда не утруждал себя решением бытовых вопросов, даже не умел работать. Еду ему мудрецу приносили сердобольные люди. Но при этом он никогда не давал практических советов людям.

– Правильно делал, – прокомментировал, усмехнувшись, Артем, – А то потом будет, на кого все свои неудачи повесить!

Я кивнул и продолжил:

– Вот и получилось, что в его толстой старой книге заключалась великая мудрость, но недоступная для других людей. Мудрец прожил длинную жизнь. У него не было друзей, не было семьи. Книга была для него самым ценным сокровищем. Но однажды великий мудрец облил книгу маслом, поднес к ней свечу и сжег. А на следующий день его не стало.

Я замолчал.

Артем тоже молчал, наверное, ждал продолжения.

– Вот и вся история, – сказал я, и подозвал официантку.

Расплатившись, мы покинули кафе.

– А что было дальше? – спросил Артем.

– А дальше мы идем кормить уток, – я усмехнулся.

***
Утки водились в огромном парке, который окружал три церквушки, окруженные рвом. Здесь летом ловили рыбу, разводили костры, готовили шашлыки, а всего в ста метрах отсюда начинался мегаполис. Это было, кажется, единственное спокойное место во всем Санкт-Петербурге.

Мы купили огромный французский батон, присели на берегу рва и принялись крошить его в воду. Утки подплывали к берегу, хватали еду и, быстро гребя лапками, отплывали от нас подальше. Иногда раздавалось громкое кряканье.

– Зачем ты рассказал мне эту историю? – спросил Артем.

– Не знаю, – пожал я плечами, – Там, правда, есть небольшое продолжение. Когда этот мудрец умер, о нем пошла молва. Одни люди говорили, что это был несчастный человек. Но находились и те, кто говорил, что это был счастливейший человек на земле. Я вот и думаю, как оно было на самом деле? А ты как думаешь?

Артем пожал плечами.

– Если честно, – сказал он, – То все это бред. А этот мудрец все-таки больной человек. Он, бесспорно, был несчастен.

– Ах, – вздохнул я, усмехнувшись, – Ты у нас интеллектуал, тебе видней. Но все-таки я не могу понять, в чем и именно он был несчастен?

– Понятное дело. Потратил всю свою жизнь на книгу, а толком и не жил. Ни друзей, ни семьи.

– Но ведь он мог и писать книгу, и жить полной жизнью, – возразил я.

– Ну… понимаешь, – пустился в объяснения Артем, – Как бы тебе объяснить. Интеллект и счастье – вообще не совместимые вещи. Мы ведь как находим друзей и любовь? Все закодировано в нас, и этот код читают другие люди. Если он им подходит, то ты им – друг, не подходит, то враг. А интеллектуал всегда нестандартен, у него и химия тела нестандартна, он никому не походит, ему сложно найти себе пару. Да и интеллект не терпит сантиментов.

– Значит, мудрец просто не мог найти себе пару? – спросил я.

– Ну, получается, что так, – согласился Артем, – От природы не убежишь. Умереть, не оставив потомства – это и есть настоящая смерть. А единственное свое наследие он сжег собственными руками.

– А может быть, он и не был таким уж интеллектуалом, и мог легко найти себе кого-нибудь. Ведь книгу-то он сжег, ее никто не прочитал. А может, в ней ничего путного не было на самом-то деле?

– А может, он и не искал? Может, ему никто не был нужен самому? – предположил Артем, – А его книга заменила ему и жену, и друзей.

– А значит, он все-таки был счастлив? – хитро прищурился я.

– Да не был он счастлив, – отмахнулся Артем, запутавшись.

– Как так, почему?

– Книга – это книга. Это не любовь живого человека и не любовь к живым людям.

– Любовь, значит, и есть счастье?

– Ну, наверное, – согласился Артем.

– Не понятно, что мешало такому мудрому человеку найти любовь.

– Так, а кто сказал, что он ее не нашел? – Артем задумался, – Может, и нашел, и всю свою жизнь сохранял кому-то верность. Понимаешь, так бывает, влюбишься один раз, проходят годы, а образ не выходит из головы, и ты не можешь смотреть больше ни на кого. Вот и мудрец этот хранил верность кому-то. А книга, заполнив его мысли целиком, просто заменила ему реальность, от которой он прятался.

– Хм, – улыбнулся я, – Все ясно с этим мудрецом. Что же спасибо, что просветил меня.

– Да не за что, – Артем улыбнулся в ответ.

Мы еще минут десять кидали крошки в воду, потом пошли гулять по тропинкам парка.

– Все-таки, – покачал головой Артем, – Не понимаю я тебя.

– То есть? – удивился я.

– Ну, ты ведь хотел со мной о чем-то поговорить?

– Знаешь, а я передумал.

Заросли осоки шелестели вокруг нас. Где-то квакала лягушка. В небе парили далекие птицы.

Артем вдруг умолк. Он серьезно посмотрел мне в глаза. На мгновение я заметил в его глазах какой-то трепет, кажется, он вернулся из своего потустороннего мира.

– Мне страшно. Мне страшно за себя. Со мной что-то происходит. Может случиться что-то плохое, – прошепт